Учитывая, что позавчера на меня открыли уже второе дело, намерения режима ясны. Рано или поздно доведут обвинение до суда, а суды у нас известно какие.

Поэтому напоминаю всем, что скоро в печать выйдет вторая часть моих тюремных мемуаров и требуется поддержка в их издании. Любую доступную сумму вы можете перевести на карту Сбербанка на карту 5336 6900 9701 7463 и вы получите подарочные экземпляры и будете отмечены на титульной странице издания. Торопитесь! Система не ждёт! Любителям творчества ещё один маленький отрывок:

Жилая зона

Так сложилось, что в жилке я побывал два или три раза. У меня не было никаких причин там находиться. Однако повествование будет неполным без подробного описания тамошней жизни. Я могу его вам предоставить, поскольку выслушал большое число людей не понаслышке знакомых с реалиями жилой зоны ИК-5 и обладаю чёткой картиной того, что там происходило.

Жилка состояла из десятка двухэтажных бараков с виду похожих на обычные панельные или кирпичные многоквартирные дома. Однако внутри жилые помещения по большей части напоминали казармы с десятками двухъярусных армейских кроватей, плотно расставленных вдоль стен. В каждом бараке проживало по несколько отрядов, в зависимости от общей площади здания.

Бараки (и отряды) делились на рабочие и нерабочие, то есть предназначенные для тех, кто работал в промке и всех остальных. Первые внутри и снаружи выглядели относительно нормально. Они содержались в отремонтированном и чистом состоянии, число проживающих тут людей никогда не превышало количество коек. В бытовых вопросах администрация проявляла заботу о рабочих отрядах, так как вкалывавшие задарма заключённые приносили лагерю немалую прибыль. Также считалось, будто работавшие в промке зэки вступили на путь исправления. Администрация выписывала им за это благодарности, и они могли претендовать на условно-досрочное освобождение. Правда, на практике сплошь и рядом случалось так, что реально добросовестным работникам, вроде Мухи-Бормана суд отказывал в удо, тогда как ни дня не проработавшие грузины, открыто торговавшие и коловшиеся героином, неизвестно за какие заслуги освобождались досрочно.

Днём большинство обитателей рабочих бараков находились в промке. Вечером приходили усталые, мылись и ложились спать. Может показаться, что работа за бесплатно вместо развлечений и свободного досуга – это не лучший выбор, однако многие в колонии считали иначе и изо всех сил стремились попасть на рабочий отряд. Безвылазное сидение в жилой зоне отупляло, время там текло медленно, а выводы на работу позволяли абстрагироваться от окружающей нерадостной обстановки и заставляли дни пробегать намного быстрее, приближая заключённых к свободе.

На рабочих отрядах почти не содержалось блатных, ведь согласно их образу жизни работать «западло». Имелись и там, конечно, какие-то смотрящие, но их концентрация в целом оказывалась невелика. На рабочих отрядах сидели мужики, не блатующие и не активисты, обычные русские работяги, привыкшие и на свободе изо дня в день тянуть трудовую лямку.

Но после крушения СССР бывший локомотив производства административной мебели потерпел крах, как и большинство промышленных предприятий в стране. Многие цеха закрылись, а станки заржавели, вследствие чего количество рабочих мест значительно уменьшилось. Если в советские времена 99,9% зэков в ИК-5 трудились, то теперь зона чисто физически не могла трудоустроить всех желающих. К тому же высокий рост преступности привёл к переполненности лагеря. Поэтому стали появляться нерабочие отряды и в 2006 году их стало примерно половина от числа всех отрядов, которых в зоне было не менее 15.

Нерабочие бараки выглядели весьма мрачно. Осыпающиеся стены, протекающие крыши, высокая скученность, специфический контингент проживающих. Этот феномен хорошо знаком риэлторам и другим специалистам, имеющим дело с жилой недвижимостью – чем больше плотность заселения объекта, тем быстрее он разрушается и приходит в негодность. Почти все нерабочие бараки в ИК-5 находились в неприкрыто аварийном состоянии. Десятилетиями в помещениях не проводился ремонт, окна рассохлись и зияли щелями, дыры в полу и перегородках никого не удивляли.

Здесь наблюдалось максимальное число грузин и представителей других национальных меньшинств. Как правило, они образовывали диаспоры, занимая определённую часть барака. Здесь кучковались блатные, наркоманы и бедолаги, не сумевшие устроиться на производство. Настоящая клоака, место, куда я никому не пожелал бы попасть.

Конечно, всегда находились люди, ощущавшие себя и в столь непритязательном месте как рыбы в воде. Блатные подтягивали своих единомышленников, приезжавших из тюрем, диаспоры помогали землякам, подельники вытягивали подельников. Тем же, у кого в лагере не было ни друзей, ни близких по духу товарищей приходилось туго. Особенно по моим наблюдениям страдали «малолетки», то есть молодые парни, этапированные в лагерь из колоний для несовершеннолетних, когда им исполнялось 18 лет. Жилка молниеносно переламывала многих из них, превращая в шнырей и наркоманов, потерявших всякий моральный облик.

Лучше всех (кроме бандитов) жил, разумеется, блат-комитет, состоящий из группы самых близких к положенцу колонии уголовников. В описываемое время он на девяносто процентов состоял из грузин. Они занимали неформальные должности смотрящих за отрядами, игрой, наркотой и так далее, получая законную долю из «общего». Как рассказывал Муха-Борман, в секции, где собирались напавшие на него блатные грузины, кровати стояли в один этаж, что для переполненной жилой зоны являлось немалой роскошью.

Однажды мне довелось побывать и в секции положенца. Я увидел просторную квартиру с евроремонтом, современной кухней, большими чёрными кожаными диванами, стоящими вдоль белых стен, огромным плазменным экраном на стене и другой разнообразной электротехникой, от двух холодильников до микроволновки и тостера. И это в зоне, где сотни людей недоедали и не имели собственного спального места!

Существование большинства обитателей нерабочих бараков сводилось к прозябанию и ожиданию. Непрерывные поиски чая и сигарет, распитие чифира и постоянные перекуры, игра в нарды и карты, сон, хаотичные перемещения между отрядами и бытовые конфликты. Осмыслённость (если это слово будет уместным в данном контексте) в бытиё вносили наркотики.

От наркоманов в ИК я часто слышал выражение «общая движуха». В тюрьме общим называли запасы чая и сигарет, формируемые из добровольных подгонов, складируемые в камерах смотрящих и выдаваемые ими нуждающимся. На Металке общей движухой назывался процесс разрешённого и возглавляемого блатными наркотрафика. Выглядело это следующим образом.
В зоне действовал официальный барыга, у которого заказывался порошок. Оплата осуществлялась при помощи яндекс-карт. Зэки просили корешей на свободе купить такую карту и записывали продиктованный по телефону номер. Далее номер сообщался барыге, и он проверял его. Если всё было в порядке, то имя зэка заплатившего за наркотик вносилось в список покупателей. По рассказам список этот представлял собой гигантский свиток с сотнями имён и фамилий. Не менее раза в сутки в зону делался большой кидняк с сотнями граммами героина. В определённое время нарколыги приходили к барыге, выстраиваясь в длинную очередь, начинавшуюся на втором этаже отряда и кончавшуюся далеко на улице. Барыга выдавал согласно списку порошок и вычёркивал имя его получивших. Так происходило ежедневно и практически на виду у администрации колонии.

Героин у официального барыги стоил дороже, чем на свободе и «безбожно бодяжился», то есть разбавлялся толчёным мелом и таблетками. Блатные получали свою дозу бесплатно, как «достойные арестанты» и часть уделялась на отряд, где сидели туберкулёзники – на «тубанар».

Тубанар, наверное, самое мрачное место в ИК. Там содержат безнадёжно больных туберкулёзом, усугублённым СПИДом и гепатитом С. Это тюремный хоспис, скопление живых мертвецов, поражённых неизлечимыми хроническими болезнями. Обитатели тубанара в прямом смысле находятся уже на пороге смерти и поголовно употребляют героин, потому что лишь наркотик способен облегчить их предельно тяжёлое состояние.

Сознательных наркоманов мало и каждый таит недовольство тем, что приходится отдавать порошок кому-то, вместо того, чтобы колоться самим. Поэтому часты случаи нелегального затягивания героина. Но смотрящие зорко следят, чтобы герыч покупался только у официального барыги, потому что если зэки станут тянуть порошок в зону самостоятельно, то блатным нечего будет пускать себе в вену. Отсюда непрекращающиеся разборки, избиения и навешивание штрафов на «недостойных», осмелившихся нарушить установленные блатными порядки.

Затрону, пожалуй, такой аспект жизни в жилой зоне, как питание. Зэки иногда получают передачки, но это капля в море, не способная удовлетворить их аппетит. Приходится делиться с семейниками, то есть с близкими, с зэками, живущими на соседних койках, а также со смотрящими. И загонять часть на общее. Те, кто работает в промке, стремятся унести побыстрее передачу в свой цех, чтобы не пришлось раздавать продукты и сигареты попрошайкам, слоняющимся по жилке. К тому же в жилой зоне полным полно крыс и не только серых, но и двуногих, ворующих из тумбочек и способных даже вытащить вещи из под матраса ночью, когда человек спит. При этом многие вообще не получают никаких передач.

Большинство питается в столовой. Это большое здание, стоящее с краю плаца слева от дежурки. Уже за полчаса до завтрака, обеда или ужина у входа в столовую толпятся голодные массы арестантов. Открывается забор и зэки с криками, толкаясь, бегут вовнутрь, словно стадо диких животных. В условиях тотального воровства на всех уровнях начиная от администрации и заканчивая поварами в столовой, кормят просто отвратительно. Еда несолёная, плохо проваренная, с минимум питательных веществ. Это опять же по рассказам, так как мне не довелось ни разу там столоваться. Существует отдельный блатной котёл, из которого едят бригадиры и блатные. Там всё нормально – пища хорошо приготовлена и вкусна, много мяса, белый хлеб, свежие овощи. Блатные, разумеется, сами не ходят в столовую, за их пайкой приходят шныри.

Есть в жилке и церковь – маленький храм с чёрными куполами. Постоянного священника нет, лишь по большим праздникам он приезжает в лагерь и ведёт службу. Церковь – это излюбленное наркоманами место, потому что там обычно пусто и можно спокойно уколоться. Во время массовых обысков в зоне за иконами прячут шприцы и героин, пользуясь тем, что сотрудники не шмонают место отправления культа.

Дмитрий Бобров, 20 мая 2016

Источник: http://vk.com/dm_bobrov?w=wall54994587_62320%2Fall